Суждено жить

       С первого дня войны шагал огненными фронтовыми дорогами политрук роты 9-го гвардейского саперного батальона 3-й гвардейской стрелковой дивизии мой земляк Зиннат Хамидуллович Хабибуллин. Вместе пришлось нам пережить жестокие сражения сорок первого, горечь отступления и радость первых побед. Но случилось так, что мы расстались с ним надолго - встретились только в восьмидесятом году.
       С волнением смотрел я на боевого товарища, слушал его неторопливый рассказ, будто впервые узнавая о боях под Волховом.
       - Вечером, - рассказывал Хабибуллин, - наш саперный батальон получил задачу: ночью сделать для стрелковых подразделений проходы в проволочных заграждениях противника и разминировать путь для наступления. Каждый саперный взвод знал свой участок действия и подразделение, которому он должен обеспечить продвижение вперед. Наиболее трудный участок, по моим предположениям, достался взводу младшего лейтенанта Блохина, и я решил идти с ним. Командир роты со мной согласился. Вышли с Блохиным из землянки и сразу окунулись в густые сумерки. Местность впереди не просматривалась, только с противоположной стороны, как огненные всплески, мигали выстрелы и разрезали мглу росчерки трассирующих пуль.
       К вечеру мороз стал крепче. Холодный ветер гнал колючую поземку.
       - Ну, взбесилась погодка, - проворчал кто-то из бойцов.
       Простуженный голос взводного отозвался:
       - Напрасно гневаешься: погодка что надо! Фрицы сейчас больше сидят в блиндажах. Уразумел?
       В белых маскхалатах, натянутых поверх полушубков, идем по ходу сообщения к переднему краю. Еще раз уточняем по еле заметным ориентирам направления проходов и задачу каждого саперного отделения. Ждем команды.
       - Есть такие, кто идет в первый раз? - спрашиваю бойцов.
       Откликнулись двое, по виду крепкие парни. Для порядка напоминаю:
       - У нас, саперов, даже самая малая оплошность может обернуться непоправимой бедой. Будьте бдительны. Наш девиз: внимание и осторожность.
       В полночь по сигналу подобрались мы к проволочным заграждениям. Одна группа режет проволоку, натянутую в два ряда, оттаскивая концы в стороны так, чтобы не загремели подвешенные консервные банки, другая группа обезвреживает мины и ставит вешки для ограничения прохода.
       Перед рассветом началась артиллерийская подготовка. Вслед за огневым валом двинулась наша пехота. В подготовленный нами проход ринулся стрелковый взвод, развернулся в цепь и ударил по гитлеровцам. Тогда младший лейтенант Блохин бросился вперед, я в одном двух шагах - за ним, за мной - группа саперов. И тут неожиданно перед самой вражеской траншеей Блохин, чуть подавшись в сторону, наступил на противопехотную мину. Последовал взрыв, и мы оба упали. К счастью, бегущих позади бойцов не зацепило...
       Зиннат Хамидуллович на минуту умолк, чтобы справиться с волнением.
       - Попробую рассказать, что было дальше, правда, уж больше по свидетельству медиков.
       Нас с Блохиным на санях привезли в полковой медпункт. И тут я потерял сознание. Очнулся в сарайчике, справа и слева от меня лежали бойцы. Пытаюсь понять, где я. Потом опять все смешалось. Сколько продолжалось так, не знаю. Вдруг открывается со скрипом дверь сарайчика, вижу в проходе силуэты бойцов, кричу им: "Воды, дайте воды..." Бойцы бросились назад. Слышу их крики: "Сестра, сестра, где врач? Там один из них живой..." Прибежали санитары, медсестра, положили меня на носилки и перенесли в помещение, оказали медпомощь, проверили, нет ли обморожений. В сознание приходил медленно, много потерял крови, был очень слаб. Медсестра Мария Михайленко (никогда не забуду ее имя!) дала мне свою кровь. После этого я постепенно пошел на поправку. А долечиваться пришлось в полевом эвакогоспитале, затем в Вологде и Кирове,
       - Как же вы оказались среди умерших? - осторожно спрашиваю его.
       - Когда нас с Блохиным доставили в медпункт, я не подавал никаких признаков жизни. Ездовой с сопровождающим бойцом посчитали меня мертвым, никому из медиков ничего не сказали и доложили меня в сарайчик.
       Оформили документы, позвонили в штаб дивизии и в саперный батальон, в тот же день выслали в Уфу, в райвоенкомат, извещение: умер от ранения.
       - В общей сложности довелось пробыть мне в госпиталях полгода, потом предоставили 45-дневный отпуск для поправки здоровья. Навестил семью в Уфе. Дети учились в школе, жена работала в госпитале. А в сентябре 1942 года я был снова в боевом строю. Тогда как раз формировался 5-й механизированный корпус, я был назначен комиссаром артдивизиона, участвовал в окружении и разгроме немцев под Сталинградом, где снова был ранен. Новое назначение- заместителем командира минометного дивизиона по политической части - получил в 188-й минометный полк 9-й мехбригады. Потом был назначен парторгом полка этой же бригады, закончил войну на территории Австрии.
       Уволился в запас в 1947 году в звании капитана.
       Коммунист с 1938 года, 3. X. Хабибуллин после демобилизации был направлен в Узбекистан вторым секретарем Канимеского райкома КПСС, потом был председателем исполкома Бухарского горсовета. В числе тридцатитысячников в 1955 году поехал поднимать сельское хозяйство - возглавил колхоз в Дюртюлинском районе. Позднее работал до ухода на пенсию директором Кушнаренковской государственной племенной станции. И сейчас живет в Кушнаренкове.
       - Дома не усидел, заведую цехом по переработке сельхозпродуктов бытобслуживания, - говорит Зиннат Хамидуллович. - Главное для меря - быть в строю, работать, пока хватает сил.
       Бывают дни, когда гвардии капитан в отставке 3. X. Хабибуллин выходит из дому при полном параде - грудь в орденах и медалях. Это он отправляется на очередную встречу с школьниками и молодежью села. Рассказывать юной смене о том, как добывалась победа в жестокой войне с фашизмом, он считает непременной обязанностью. А уж кто, как не он, -может свидетельствовать о массовом героизме советских воинов, об их преданности и самоотверженном служении Родине. Ведь Зиннат Хамидуллович из их числа.

П.Кочергин